Красота внешняя [неизбежно связанная и во многом обусловленная красотой внутренней] - это вопрос не анатомии, а разрешения, позволения себе БЫТЬ. Сначала это разрешение исходит от родителей и становится настоящим благословением в судьбе ребенка. Это своего рода первичный протокол, где прописано «ты хороший, ты красивый, мы любим тебя».
Здесь мне повезло. Я родилась в семье, где меня — при средних внешних данных — видели красивой и говорили об этом. Будучи подростком, я могла выражать себя так, как мне хотелось. Носить мини-шорты летом без едких замечаний, что приличные девочки так не одеваются. Красить ногти в яркие цвета. Носить все черное. Одеваться как мальчик. Я оставалась красивой в любых проявлениях.
Мне не требовалось бунтом добиваться того, что разрешалось, как это случалось с другими детьми из окружения. Чем жестче были запреты, в которых они росли, тем ярче были крайности, в которые они ударялись, получив свободу. Многочисленные татуировки, пирсинг в «запретных» местах, тоннели в ушах размером с пятирублевую монету, одежда вызывающих цветов и форм — все это делалось не столько из желания выразить свою аутентичность, уникальность, сколько из грубого протеста системе (родителям, учителям, социуму). Иногда этот протест проносится знаменем через всю жизнь.
Моя красота имела право быть выраженной в условиях не-борьбы. Не смотря на такой, казалось бы, благополучный фундамент, я долгие годы не принимала свою внешность. Где-то, я думала, мне не хватало сантиметров и объема. Где-то, наоборот, хотелось объем убрать. Еще не мешало бы похудеть. Помню, как в студенчестве трудилась в зале до изнеможения, качая пресс, выполняя становую, считая калорийность съеденного за день. А дома я по-прежнему слышала, что красива.
Выходит, дело не только в родительских предписаниях.
Невротическая гонка за красотой обусловлена фантазией, что там, у финиша, где я стану красивой (стройной, грациозной, с идеальной архитектурой лица, волосами определенной длины, грудью нужного размера, носом правильной формы, губами необходимой пухлости и тд), вот ТАМ я себя наконец приму и полюблю. Вера, что в этом забеге есть финал — иллюзия. К финишу здесь невозможно прийти, финиша не существует.
Путь к принятию себя лежит совсем на другом полюсе — в признании своего несовершенства. Своей неидеальности, нестандартности — в весе, росте и других параметрах. Своей некрасоты, неуклюжести, в чем-то даже уродливости.
Это тотальная сдача своей данности. Такому себе, каким я являюсь сейчас. И такой честный взгляд на себя становится точкой входа для дальнейшего выбора, что я буду со всем этим делать. Открывает возможность проявления глубинной, истинной самости.
Здесь хочется отметить убеждение «я и так хорош, не буду ничего с собой делать». Порой оно достигает масштабов дичайших крайностей. Как пример, бодипозитив в самых уродливых его формах, где разрушается тело и здоровье. Это все тот же подростковый бунт, не имеющий никакого отношения к принятию своей внешности. Я вижу в этом подмену понятий и не любовь к себе, но ее полное отсутствие. Предполагаю, что в ядре там и вовсе ненависть.
Я чувствую любовь к себе как «мне классно в моем теле, я отношусь к нему с уважением, поэтому выбираю поддерживать это тело в здоровой, приятной для меня форме». Тогда выбор питания, физические нагрузки, уход за собой, бодимодификации, выражение своей сути через внешние формы (одежда, украшения и т. п) становятся не компенсацией, но актом любви.